Ирина Лагунина: Сегодня в очередном выпуске рубрики Владимира Абаринова «Шпионские страсти» участвует Вадим Бирштейн, автор книги «СМЕРШ. Секретное оружие Сталина», которая только что вышла на английском языке в США и Великобритании.
Владимир Абаринов: Вадим Бирштейн живет в Нью-Йорке. В конце 80-х – начале 90-х годов он в качестве независимого исследователя получил доступ к некоторым фондам архива КГБ. С тех пор он и занимается изучение истории СМЕРШа. Его книга - это подробное, фундаментальное, основанное на документах исследование, в нем более 500 страниц. В предисловии к книге Бирштейна авторитетнейший британский историк спецслужб Найджел Вест пишет, что благодаря роману Иана Флеминга «Казино «Рояль» и свидетельствам перебежчиков на Западе о СМЕРШе знали больше, чем о многих других разведслужбах мира. Однако книга Вадима Бирштейна показывает, что знали далеко не все. «Правда, - пишет Вест, - еще более необыкновенна».
Вероятно, послевоенное поколение советских людей впервые узнало аббревиатуру СМЕРШ в 1974 году, когда был опубликован роман Владимира Богомолова «В августе сорок четвертого». Но фронтовикам это слово было хорошо знакомо и прежде. Многие из них вспоминали «особистов», исполнявших в действующей армии функции тайной полиции, с ненавистью и отвращением. Сегодня опубликовано множество книг и статей, написанных ветеранами Лубянки, сняты наполненные небылицами телесериалы приключенческого жанра, есть даже компьютерная игра «Смерть шпионам!». Все они героизируют СМЕРШ, победивший и переигравший немецкую разведку. Вадим, эти две оценки трудно совместить, и тем не менее, обе они справедливы, не так ли?
Вадим Бирштейн: Позиция фронтовиков совершенно понятна: они сталкивались с репрессивной стороной СМЕРШа. Эти репрессии были чудовищны, учитывая, что они были во время войны. Я родился во время войны, вырос после войны и хорошо помню все эти рассказы про то, что делали особисты, смершевцы в полевых условиях. Позиция ветеранов спецслужб тоже понятна – они не хотят на себя взглянуть с позиции фронтовиков и хотят остаться в истории славными чекистами.
Надо сказать, что, конечно, полевые смершевцы и смершевцы, сидевшие на Лубянке в Москве, наверное, отличались. Конечно, та работа, которую вел СМЕРШ по выявлению реальных немецких шпионов и засылке советских агентов для раскрытия школ абвера и СД по подготовке шпионов, была очень массивной и действительно очень успешной. Поэтому, по-видимому, надо разделять то, что делали смершевцы с красноармейцами и командирами Красной армии, выбивая показания так, что те признавали себя шпионами и чем угодно, и той реальной работой, которая управлялась с Лубянки, по выявлению и дезинформации вражеской агентуры.
Владимир Абаринов: Советские органы госбезопасности претерпели столько реорганизаций, что сами историки, особенно иностранные, не говоря уже о читателях, путаются в названиях. Приходится прилагать к каждой книге таблицу переименований. Но дело, конечно, не только в переименованиях – в бюрократической перестройке был какой-то смысл. В частности, в феврале 41-го года Сталин разделил НКВД на НКВД и НКГБ, в самом начале войны решил объединить НКГБ, НКВД и военную контрразведку в одно ведомство, а в апреле 43-го, после Сталинграда – эту реорганизацию вы рассматриваете особенно подробно – снова разделил их. В результате и появился СМЕРШ. С чем были связаны эти изменения, чего хотел добиться Сталин?
Вадим Бирштейн: СМЕРШ появился в апреле 43-го года в результате разделения НКВД на три части – это был СМЕРШ, НКГБ и НКВД. В этом есть определенная логика и понятно, для чего это было сделано. Такая структура подходит для наступательной войны. СМЕРШ идет в составе частей Красной армии и делает первую работу в местах, которые завоевываются Красной армией. Затем Красная армия продвигается, и на смену военной контрразведке приходит просто контрразведка в лице НКГБ, а так же поддерживающей силы в составе НКВД. Такая динамичная структура была крайне эффективна, судя по результатам того, что произошло в дальнейшем, в ходе советизации стран Восточной Европы, в которой эта трехчастная структура участвовала, и не только участвовала, но имела решающее значение на первом этапе завоевания тех стран.
Что касается ситуации предшествующей, вообще говоря, когда смотришь на эти преобразования... Вдруг в феврале 41-го года появляется из традиционно монолитной структуры НКВД такая же трехчастная структура – СМЕРШ в составе армии, НКГБ и НКВД. В этой трехчастной структуре НКВД имеет вторичную роль - в основном это управление рабской силой в лагерях и собирание военнопленных в отдельную систему лагерей. Появление этой структуры в 41-м году совершенно непонятно, если не учитывать, что это может быть еще одним доводом в пользу того, что Сталин готовил все-таки наступательную войну.
Что касается реогрганизации между этими датами, то, по-видимому, с началом Великой Отечественной войны задача сместилась к тому, что не нужна была наступательная трехчастная структура, а нужен был репрессивный аппарат, который держал бы армию в страхе, предотвращал бы переход на сторону врага и вообще справился бы с тем чудовищным хаосом, который царил в первые полтора года войны.
Владимир Абаринов: У меня создалось впечатление по прочтении вашей книги, что в реорганизации был также умысел создать почву для конкуренции этих ведомств.
Вадим Бирштейн: Это, конечно, тоже, но это было вторично. Когда контрразведка была в составе НКВД с июля 41-го года по апрель 43-го, основным боссом был Лаврентий Берия, он был комиссаром НКВД. И Виктор Абакумов, который был начальником Управления особых отделов, подчинялся Берии и не имел непосредственного выхода к Сталину. С разделением структуры на три части Берия и Абакумов оказались примерно на одном уровне, во всяком случае они непосредственно выходили к Сталину. Абакумов не имел никакого звена между собой и Сталиным, и Сталин отдавал приказы непосредственно Абакумову. Таким образом возникла как бы личная контрразведка Сталина, которой он сам управлял. Это все, естественно, вызвало огромные трения и конкуренцию между Абакумовым и Берией, что прослеживается до конца войны, когда Берия окончательно потерял контроль над силовыми структурами и в конце 46-го года целиком занялся атомным проектом, а Абакумов стал министром МГБ и одним из самых влиятельных, а может быть, и самым влиятельным после Сталина человеком в стране.
Владимир Абаринов: Из названия вытекает, что СМЕРШ должен был ловить шпионов. На практике, как мы знаем, он был одним из инструментов репрессий в отношении собственных войск и собственного гражданского населения – таким образом, подзаголовок вашей книги – «Секретное оружие Сталина» - получает двойной смысл. Какими полномочиями пользовались сотрудники СМЕРШ в действующей армии, кому подчинялись, на каких основаниях и с чьей санкции производились аресты?
Вадим Бирштейн: Смершевцы носили регулярную форму офицеров Красной армии и в то же время они не подчинялись армейским командирам. У СМЕРШа была своя вертикальная, как теперь говорят, структура, которая подчинялась только вышестоящему начальству, наверху которой стоял Абакумов. То есть Абакумов возглавлял лубянское руководство, на фронтах были свои управления, ниже в армиях были свои организации и так далее.
Владимир Абаринов: И не согласовывали с командованием действующей армии свои аресты? Если СМЕРШ хочет арестовать генерала (вы пишете в своей книге о таких арестах), что он должен делать?
Вадим Бирштейн: Для того, чтобы арестовать генерала, необходимо было указание Сталина. Для среднего руководства нужно было разрешение от военного руководства фронта и так далее. А для ареста красноармейцев нужно было разрешение от командира. Формально также ордер на арест подписывался прокурором, но это было чистой формальностью. Для ареста нужен был подписанный ордер. Для важных людей он подписывался, конечно, не в полевых условиях, а в Москве, и подписывал нго Абакумов или один из его заместителей. Все важные арестованные люди посылались в Москву, где происходило следствие по их делам. Все, что касалось мелких сошек, красноармейцев и так далее, все это расследование происходило в полевых условиях и, собственно, эти люди судились военными трибуналами полевыми, и если расстрел, то расстреливали перед строем офицером-особистом и смершевцем или командованием, которое принадлежало к ведению СМЕРШа.
Владимир Абаринов: Ну а с арестованными высокого ранга что дальше происходило?
Вадим Бирштейн: Следствие шло в Москве. Посылались в Москву не только генералы, но и все важные иностранцы. Когда Красная армия перешла границу, все важные иностранцы, арестованные СМЕРШем, посылались в Москву и содержались в следственных тюрьмах НКГБ, потому что СМЕРШ не имел своих собственных следственных тюрем. Следственных тюрем было три – Лубянка, Лефортово и Суханово. На Лубянке шли допросы в относительно нормальных условиях - конечно, применялось лишение сна и так далее. Если подследственный упорствовал и не желал подписывать то, что ему давал следователь, он отправлялся в Лефортово, где были всяческие чудовищные методы физического и морального воздействия, такие как камера с охлаждающей системой и, наоборот, камера, куда закачивался очень горячий воздух. Конечно, простые избиения. Если же подследственный и там упорствовал, он отсылался в Суханово, где просто били до такой степени, что человек просто или сходил с ума, или подписывал все что ни попадя.
Суханово также служило тюрьмой, где, так сказать, клали на лед тех подследственных, дела которых по каким-то причинам откладывались. Иногда люди проводили годы в этой чудовищной по условиям содержания тюрьме. Как раз генералы, арестованные в 41-м, особенно в 43-м году, у них почему-то, по каким-то причинам следствие не заканчивалось сразу, а их просто держали в Суханово до начала 50-х годов, то есть люди сидели в совершенно чудовищных условиях 7-8 лет и в конце концов прводились суды, обычно кончавшиеся расстрелами. Некоторые из этих генералов умерли под следствием, не дожив до судов, другие были помещены в казанскую психиатрическую специальную больницу, потому что условия Суханово были таковы, что не сойти с ума было трудно.
Владимир Абаринов: Вадим Бирштейн живет в Нью-Йорке. В конце 80-х – начале 90-х годов он в качестве независимого исследователя получил доступ к некоторым фондам архива КГБ. С тех пор он и занимается изучение истории СМЕРШа. Его книга - это подробное, фундаментальное, основанное на документах исследование, в нем более 500 страниц. В предисловии к книге Бирштейна авторитетнейший британский историк спецслужб Найджел Вест пишет, что благодаря роману Иана Флеминга «Казино «Рояль» и свидетельствам перебежчиков на Западе о СМЕРШе знали больше, чем о многих других разведслужбах мира. Однако книга Вадима Бирштейна показывает, что знали далеко не все. «Правда, - пишет Вест, - еще более необыкновенна».
Вероятно, послевоенное поколение советских людей впервые узнало аббревиатуру СМЕРШ в 1974 году, когда был опубликован роман Владимира Богомолова «В августе сорок четвертого». Но фронтовикам это слово было хорошо знакомо и прежде. Многие из них вспоминали «особистов», исполнявших в действующей армии функции тайной полиции, с ненавистью и отвращением. Сегодня опубликовано множество книг и статей, написанных ветеранами Лубянки, сняты наполненные небылицами телесериалы приключенческого жанра, есть даже компьютерная игра «Смерть шпионам!». Все они героизируют СМЕРШ, победивший и переигравший немецкую разведку. Вадим, эти две оценки трудно совместить, и тем не менее, обе они справедливы, не так ли?
Вадим Бирштейн: Позиция фронтовиков совершенно понятна: они сталкивались с репрессивной стороной СМЕРШа. Эти репрессии были чудовищны, учитывая, что они были во время войны. Я родился во время войны, вырос после войны и хорошо помню все эти рассказы про то, что делали особисты, смершевцы в полевых условиях. Позиция ветеранов спецслужб тоже понятна – они не хотят на себя взглянуть с позиции фронтовиков и хотят остаться в истории славными чекистами.
Надо сказать, что, конечно, полевые смершевцы и смершевцы, сидевшие на Лубянке в Москве, наверное, отличались. Конечно, та работа, которую вел СМЕРШ по выявлению реальных немецких шпионов и засылке советских агентов для раскрытия школ абвера и СД по подготовке шпионов, была очень массивной и действительно очень успешной. Поэтому, по-видимому, надо разделять то, что делали смершевцы с красноармейцами и командирами Красной армии, выбивая показания так, что те признавали себя шпионами и чем угодно, и той реальной работой, которая управлялась с Лубянки, по выявлению и дезинформации вражеской агентуры.
Владимир Абаринов: Советские органы госбезопасности претерпели столько реорганизаций, что сами историки, особенно иностранные, не говоря уже о читателях, путаются в названиях. Приходится прилагать к каждой книге таблицу переименований. Но дело, конечно, не только в переименованиях – в бюрократической перестройке был какой-то смысл. В частности, в феврале 41-го года Сталин разделил НКВД на НКВД и НКГБ, в самом начале войны решил объединить НКГБ, НКВД и военную контрразведку в одно ведомство, а в апреле 43-го, после Сталинграда – эту реорганизацию вы рассматриваете особенно подробно – снова разделил их. В результате и появился СМЕРШ. С чем были связаны эти изменения, чего хотел добиться Сталин?
Вадим Бирштейн: СМЕРШ появился в апреле 43-го года в результате разделения НКВД на три части – это был СМЕРШ, НКГБ и НКВД. В этом есть определенная логика и понятно, для чего это было сделано. Такая структура подходит для наступательной войны. СМЕРШ идет в составе частей Красной армии и делает первую работу в местах, которые завоевываются Красной армией. Затем Красная армия продвигается, и на смену военной контрразведке приходит просто контрразведка в лице НКГБ, а так же поддерживающей силы в составе НКВД. Такая динамичная структура была крайне эффективна, судя по результатам того, что произошло в дальнейшем, в ходе советизации стран Восточной Европы, в которой эта трехчастная структура участвовала, и не только участвовала, но имела решающее значение на первом этапе завоевания тех стран.
Что касается ситуации предшествующей, вообще говоря, когда смотришь на эти преобразования... Вдруг в феврале 41-го года появляется из традиционно монолитной структуры НКВД такая же трехчастная структура – СМЕРШ в составе армии, НКГБ и НКВД. В этой трехчастной структуре НКВД имеет вторичную роль - в основном это управление рабской силой в лагерях и собирание военнопленных в отдельную систему лагерей. Появление этой структуры в 41-м году совершенно непонятно, если не учитывать, что это может быть еще одним доводом в пользу того, что Сталин готовил все-таки наступательную войну.
Что касается реогрганизации между этими датами, то, по-видимому, с началом Великой Отечественной войны задача сместилась к тому, что не нужна была наступательная трехчастная структура, а нужен был репрессивный аппарат, который держал бы армию в страхе, предотвращал бы переход на сторону врага и вообще справился бы с тем чудовищным хаосом, который царил в первые полтора года войны.
Владимир Абаринов: У меня создалось впечатление по прочтении вашей книги, что в реорганизации был также умысел создать почву для конкуренции этих ведомств.
Вадим Бирштейн: Это, конечно, тоже, но это было вторично. Когда контрразведка была в составе НКВД с июля 41-го года по апрель 43-го, основным боссом был Лаврентий Берия, он был комиссаром НКВД. И Виктор Абакумов, который был начальником Управления особых отделов, подчинялся Берии и не имел непосредственного выхода к Сталину. С разделением структуры на три части Берия и Абакумов оказались примерно на одном уровне, во всяком случае они непосредственно выходили к Сталину. Абакумов не имел никакого звена между собой и Сталиным, и Сталин отдавал приказы непосредственно Абакумову. Таким образом возникла как бы личная контрразведка Сталина, которой он сам управлял. Это все, естественно, вызвало огромные трения и конкуренцию между Абакумовым и Берией, что прослеживается до конца войны, когда Берия окончательно потерял контроль над силовыми структурами и в конце 46-го года целиком занялся атомным проектом, а Абакумов стал министром МГБ и одним из самых влиятельных, а может быть, и самым влиятельным после Сталина человеком в стране.
Владимир Абаринов: Из названия вытекает, что СМЕРШ должен был ловить шпионов. На практике, как мы знаем, он был одним из инструментов репрессий в отношении собственных войск и собственного гражданского населения – таким образом, подзаголовок вашей книги – «Секретное оружие Сталина» - получает двойной смысл. Какими полномочиями пользовались сотрудники СМЕРШ в действующей армии, кому подчинялись, на каких основаниях и с чьей санкции производились аресты?
Вадим Бирштейн: Смершевцы носили регулярную форму офицеров Красной армии и в то же время они не подчинялись армейским командирам. У СМЕРШа была своя вертикальная, как теперь говорят, структура, которая подчинялась только вышестоящему начальству, наверху которой стоял Абакумов. То есть Абакумов возглавлял лубянское руководство, на фронтах были свои управления, ниже в армиях были свои организации и так далее.
Владимир Абаринов: И не согласовывали с командованием действующей армии свои аресты? Если СМЕРШ хочет арестовать генерала (вы пишете в своей книге о таких арестах), что он должен делать?
Вадим Бирштейн: Для того, чтобы арестовать генерала, необходимо было указание Сталина. Для среднего руководства нужно было разрешение от военного руководства фронта и так далее. А для ареста красноармейцев нужно было разрешение от командира. Формально также ордер на арест подписывался прокурором, но это было чистой формальностью. Для ареста нужен был подписанный ордер. Для важных людей он подписывался, конечно, не в полевых условиях, а в Москве, и подписывал нго Абакумов или один из его заместителей. Все важные арестованные люди посылались в Москву, где происходило следствие по их делам. Все, что касалось мелких сошек, красноармейцев и так далее, все это расследование происходило в полевых условиях и, собственно, эти люди судились военными трибуналами полевыми, и если расстрел, то расстреливали перед строем офицером-особистом и смершевцем или командованием, которое принадлежало к ведению СМЕРШа.
Владимир Абаринов: Ну а с арестованными высокого ранга что дальше происходило?
Вадим Бирштейн: Следствие шло в Москве. Посылались в Москву не только генералы, но и все важные иностранцы. Когда Красная армия перешла границу, все важные иностранцы, арестованные СМЕРШем, посылались в Москву и содержались в следственных тюрьмах НКГБ, потому что СМЕРШ не имел своих собственных следственных тюрем. Следственных тюрем было три – Лубянка, Лефортово и Суханово. На Лубянке шли допросы в относительно нормальных условиях - конечно, применялось лишение сна и так далее. Если подследственный упорствовал и не желал подписывать то, что ему давал следователь, он отправлялся в Лефортово, где были всяческие чудовищные методы физического и морального воздействия, такие как камера с охлаждающей системой и, наоборот, камера, куда закачивался очень горячий воздух. Конечно, простые избиения. Если же подследственный и там упорствовал, он отсылался в Суханово, где просто били до такой степени, что человек просто или сходил с ума, или подписывал все что ни попадя.
Суханово также служило тюрьмой, где, так сказать, клали на лед тех подследственных, дела которых по каким-то причинам откладывались. Иногда люди проводили годы в этой чудовищной по условиям содержания тюрьме. Как раз генералы, арестованные в 41-м, особенно в 43-м году, у них почему-то, по каким-то причинам следствие не заканчивалось сразу, а их просто держали в Суханово до начала 50-х годов, то есть люди сидели в совершенно чудовищных условиях 7-8 лет и в конце концов прводились суды, обычно кончавшиеся расстрелами. Некоторые из этих генералов умерли под следствием, не дожив до судов, другие были помещены в казанскую психиатрическую специальную больницу, потому что условия Суханово были таковы, что не сойти с ума было трудно.
