Издание The Bell и Levada Lab (исследовательская лаборатория Левада-центра) продолжают наблюдать, как эпидемия коронавируса меняет рабочие процессы и стиль жизни россиян.

Радио Свобода уже рассказывало о первой части исследования, проведенного в самом начале российской так называемой самоизоляции. Работа велась с аудиторией The Bell: это, прежде всего, жители крупных городов, условный средний класс: работники частных предприятий, фрилансеры, самозанятые, предприниматели. Примерно пятая часть опрошенных трудится в бюджетной сфере. Большинство относится к той части российского общества, которая первой и сильнее всех почувствовала на себе удар вирусного кризиса. Рассказывает Степан Гончаров, руководитель исследований Levada Lab.

– Логично и ожидаемо: на первом месте среди всех проблем, которые наиболее остро ощущают наши респонденты, ограничение в передвижении. И самое главное изменение, которого хотят люди, – это чтобы власти разрешили заниматься спортом и прогуливаться без ограничений, хотя бы в одиночестве и со всеми предосторожностями. Другая наиболее острая проблема – невозможность сохранять привычные формы досуга. Люди мечтают: когда кончится карантин, они пойдут в рестораны, бары, кафе, многие говорят о бытовых услугах, которых они сейчас лишены, каждый десятый хотел бы запланировать какую-то поездку.

Наши респонденты не понимают, чего им ждать в дальнейшем: неопределенность как проблему называет каждый третий. Они хотели бы более решительных действий властей в этой ситуации. У людей есть очень сильный запрос к властям – облегчить эти карантинные меры, внести хоть какие-то послабления, которых они так ждут, – говорит Степан Гончаров.

Почти каждого десятого респондента беспокоят непоследовательные действия властей в связи с эпидемией. Вот примеры типичных ответов на вопросы по этому поводу: "Непонятно, что происходит. Ощущение, что от нас скрывают информацию, от этого только напрягаюсь"; "Необходим более внятный статус карантина и связанных с этим ограничений"; "Наверное, все-таки нужна прямая поддержка государства, это сняло бы стресс и дало больше уверенности в завтра".

Среди политиков и государственных деятелей, чьи имена звучат в связи с эпидемией, опрошенные чаще всего называют Сергея Собянина, Михаила Мишустина и Владимира Путина. Известность Собянина в связи с этой ситуацией растет – его упоминают три четверти опрошенных, причем далеко не только москвичи: последние называют его лишь немного чаще, чем жители других городов. При этом Путина и Мишустина называет лишь каждый третий респондент.

Вот что думает по этому поводу политолог Николай Петров.

– Совершенно естественно, что люди, отвечая на вопрос о том, кто на виду в этой ситуации, в первую очередь упоминают Сергея Собянина. Последний большой опрос Левада-центра говорит о том же: популярность Владимира Путина достаточно заметно снижается, а Собянина – возрастает, хотя уровень доверия ему и невелик. Но я бы поостерегся трактовать это сейчас как существенное усиление Сергея Собянина. Скорее это знак того, что в медиапространстве, в котором сейчас все буквально живут, с уходом Путина в самоизоляцию заметность и содержательность выступлений московского мэра резко возросли, и в этом смысле он – главная фигура, с которой связаны все новости. Это как будто зеркальное повторение эффекта 1999 года, когда на фоне старого, немощного и не берущего на себя никаких решений Ельцина очень выигрышно выделялся молодой тогда премьер-министр Путин – своей решительностью, смелостью и способностью брать ответственность. Сегодня таким человеком выглядит Собянин (если исключить возрастной момент).

– Как вы оцениваете действия российских властей в этой ситуации, в частности, введение электронных пропусков в Москве и области?

– Думаю, что система электронных пропусков интересна властям и сама по себе, а не только в плане борьбы с эпидемией. Я бы воздержался от того, чтобы сразу квалифицировать это как цифровой авторитаризм, но, конечно, это очень строгая и жесткая система контроля, смысл которой – далеко не только удерживать граждан от нарушения карантинных правил.

Тут важно и то, что карантин-то, собственно, никто не объявлял, говорилось о режиме самоизоляции. Меры, принимаемые указным порядком, довольно жесткие, а законодательного оформления они часто не имеют. Очевидно, что в соответствии с существующими законами надо было вводить режим чрезвычайной ситуации. И, кстати, тогда возникает вопрос: а где, собственно, Министерство чрезвычайных ситуаций и почему та вертикаль комиссий, которые оно должно возглавлять в подобной ситуации, тем не менее, не существует, и мы видим МЧС только в связи с их обычными делами по пожарам и наводнениям?

Даже если власть считает необходимым вводить какие-то меры срочно (и вполне возможно, что ситуация этого требует), то все равно встает вопрос о законодательном оформлении этих мер, хотя бы задним числом. А то, что власть вводит сегодня, может быть, оправдано в связи с эпидемией. Но это очень опасный прецедент, когда, по сути дела, игнорируется законодательство и представительная власть не участвует в работе по противостоянию эпидемии так, как она должна участвовать, в том числе по Конституции, даже с учетом всех поправок, – подчеркивает политолог Николай Петров.

Не одни только минусы видятся в новой ситуации людям, которых опрашивали исследователи Levada lab. Многим удалось получить новые рабочие навыки, которые им хотелось бы сохранить и в дальнейшем: например, трудиться в удаленном режиме и правильно организовывать свой день. Некоторые респонденты меняют свои пищевые привычки: они оценили возможность готовить дома и хотят сохранить этот опыт. Им также хотелось бы после окончания карантинных мер сохранить свободное время, больше времени уделять себе. По наблюдениям социолога Степана Гончарова, люди, привыкая к этому образу жизни, замечают некие новые возможности, которых раньше, может быть, и не разглядели бы. Так, работая дома, они стараются каким-то образом разграничить рабочие дела и досуг, а соответственно, учатся более рационально строить свой день.

– По сравнению с самой первой неделей самоизоляции настроения респондентов стали более ровными, в них меньше паники, люди начали понемногу привыкать к новому образу жизни и даже видеть в нем какие-то положительные стороны. При этом особых поводов для оптимизма нет. Они понимают, что уровень их благосостояния будет снижаться, экономические перспективы неясны и не обнадеживают.

Социолог Виктор Вахштайн, декан факультета социальных наук МВШСЭН, отмечает, что в ситуации сильной внешней угрозы в обществе происходит довольно быстрая смена коллективных представлений.

– Если посмотреть на результаты международных исследований, то в самое последнее время во многих странах происходит смещение: основным страхом становится уже не страх заболеть и умереть, как это было месяц назад, а страх остаться без средств к существованию и умереть голодной смертью. Такое смещение происходит и в России, хотя она вовсе не принадлежит к числу алармистских стран, то есть тех, в которых население убеждено, что власти делают либо недостаточно, либо, наоборот, избыточно реагируют: здесь более-менее усредненная позиция по этому поводу.

Все, что мы фиксировали на протяжении последних лет, говорило о том, что основным источником оптимизма и надежды на будущее для россиян является не доход, а сбережения: чем больше отложено, тем лучше чувствует себя человек. При этом, по данным исследований проекта "Евробарометр", сбережения в последние два года как раз исчерпывались, причем с невероятной скоростью: люди успевали проесть то, что было отложено, еще до начала эпидемии. Мы начали фиксировать исчерпание у людей "подушки безопасности".

Доверие системе здравоохранения и до эпидемии было в России очень низким. Более половины населения, по данным "Евробарометра", предпочли бы заняться самолечением, чем пойти в больницу, если там нет знакомого врача.

Все, кто сейчас делает прогнозы, отталкиваясь от коллективных представлений, как правило, страшно пессимистичны. Здесь звучит один и тот же рефрен: "Мы не спорим: это действительно страшная угроза, и нужно было остановить экономику. Но сейчас, благодаря этому чрезвычайному положению (которое не объявлено, но по факту действует), будут задействованы новые технологии контроля. А где гарантии, что, когда все закончится, власти отдадут эти технологии контроля и тот карт-бланш, который получили?" Таким образом, получается, что на фоне страха пандемии у людей есть возможность вернуться к привычному страху российского государства, который перед тем на некоторое время отошел на задний план.

По данным Фонда "Общественное мнение", более половины россиян говорят о том, что потеряли в доходе, и вирус уже не кажется им такой уж страшной угрозой по сравнению с другими угрозами. Тут интересно различие между государственными служащими и теми, кто работает в частном бизнесе. Впервые за долгое время панический страх охватил именно частный сектор, где обычно настроения были куда более оптимистичными. Сектор бюджетников пока остается относительно стабильным в плане панических настроений и ожидания коллапса. Но при этом повседневные практики, связанные с потреблением, с горизонтами планирования меняются у всех. Это попытка приготовиться к худшему, так как становится понятно, что все это быстро не закончится, – отмечает социолог Виктор Вахштайн.

Стараясь понять, что меняется в жизни россиян, Радио Свобода провело свой небольшой опрос. Приведем некоторые наиболее развернутые ответы.

Дмитрий – специалист по строительству инженерных систем в загородных домах. Он сообщает, что его рабочая жизнь на карантине мало изменилась:

– Заказов меньше не стало, доходы пока не сократились, разве что какие-то заказы отодвинулись на чуть более поздний срок. Проекты все довольно долгие, по многим по-прежнему идет работа. Все поставщики оборудования работают, перебоев с поставками нет. Кроме того, мои клиенты – достаточно обеспеченные люди, и в этой среде вряд ли будет сильное снижение благосостояния: они как строили дома, так и будут строить. Перемены есть, конечно: например, я стал уделять больше внимания не монтажу (монтажникам сейчас сложно приезжать на объекты из-за этого маразма с пропусками), а проектированию, детализации проектов. Соответственно, качество работы повышается.

Но при этом необходимость оформлять какие-то пропуска для обычного передвижения по городу – это полный бред! Пропуск то работает, то не работает. Три дня назад я пробовал его оформить как самозанятый – не вышло. Сегодня повторил те же действия и пропуск получил, но никто не гарантирует, что завтра не придет письмо о том, что он аннулирован. Это все вносит нервозность, неудобства. Кроме того, я не понимаю, как мы с семьей поедем отдыхать осенью, если не откроются границы. Все это очень и очень грустно. А летом мы привыкли отдыхать в соседнем регионе, в Тверской области, и сейчас тоже совершенно непонятно, как поехать даже туда.

Я считаю, что на первых порах нужны были более жесткие карантинные меры. Но запрет на посещение лесов и парков, занятий спортом на воздухе – это просто чудовищно! Я как загородный житель вообще не понимаю, как можно проводить карантин в четырех стенах. Это же вредно для здоровья, так нельзя! Надо дышать воздухом, много двигаться, гулять.

Сам я не смотрю телевизор, но мама все время рассказывает, какие ужасы говорят по телевидению. Людей запугивают, стращают по полной программе, и они просто в панике! Я думаю, это совершенно осознанные действия, поскольку телевидение – равно пропаганда. Но зачем же зомбировать людей, сеять такой ужас и панику, вместо оптимизма и объективности давать картину полного апокалипсиса?! – недоумевает он.

Мария – парикмахер, до эпидемии работала в салоне красоты.

– Когда ввели режим самоизоляции, салон закрылся и моя работа закончилась. Некоторые клиенты готовы приехать ко мне домой, но я просто не могу себе позволить оказывать им некачественные услуги, без специально оборудованного рабочего места. Как они будут краску с головы смывать – вися вниз головой над ванной? Единственный источник дохода, который у нас с дочкой остался, – это алименты от бывшего мужа. Он работает в госструктуре, зарплату, слава богу, там по-прежнему платят, и я получаю от него 12–15 тысяч рублей в месяц.

– У вас есть мечта: что бы вы больше всего хотели сделать, когда кончатся карантинные меры?

– Я хочу в кино! Это совсем не то, что смотреть фильмы в компьютере или по телевизору. Это же целое мероприятие: готовишься, одеваешься, выходишь в свет! Там большой экран, хороший звук! И в кафе очень хочется сходить, пригласить друзей, посидеть, пообщаться без каких-либо ограничений и внутреннего напряжения. У нас есть любимое кафе: вот, ждем, когда откроют.

– Что вас сейчас больше всего тревожит?

– Отсутствие заработка. И, конечно, лично для меня в этой ситуации слишком много непонятного. Я не понимаю, как будет дальше проходить обучение моей 16-летней дочери: сейчас она учится онлайн, и тут целая куча проблем. Непонятно, на какой срок все это затянется, когда мы сможем жить полноценно. Непонятно, почему всех, даже здоровых людей, обязали носить маски. Или вот, скажем, если у меня есть электронный пропуск, он что, каким-то образом защитит меня от вируса, купол защитный, что ли, вокруг меня создаст?! А если причина в чем-то другом, тогда почему они не говорят правду? – спрашивает Мария.

Опрошенных Levada lab тоже беспокоят неопределенность и страх перед будущим в вопросах работы и финансов. Один из участников исследования так определяет свои проблемы: "Невозможность планировать, вечное ожидание и страх потери заработка". "Страх сокращения доходов в любой форме: перевод на неполную неделю, отпуск за свой счет, сокращение, понижение зарплаты", – называет свои опасения другой респондент.

По мнению социологов, такое беспокойство имеет достаточно серьезные основания. 67% опрошенных уверены, что восстановление их отрасли займет более трех месяцев; 85% – опасаются, что их отрасль затронет кризис.

Своими наблюдениями по поводу того, как меняется жизнь в условиях эпидемии, делится медицинский психолог Лина Егорова.

– Многие ушли работать в удаленном доступе, и выяснилось, что это возможно, а для какой-то части даже комфортно, причем не только для интровертов, но и для тех, кто любит общение, однако не любит каждый день ездить в офис. Люди охотно на это идут, но это неоднозначная история: сейчас могут начать целенаправленно переводить в онлайн многие отрасли, и непонятно, во что все это выльется. Это может стать инструментом и контроля, и удерживания людей. Раз их так легко посадить дома, то получается, что можно сколь угодно долго длить режим этой необъявленной чрезвычайной ситуации. Кроме того, не факт, что это будет хорошо для остальных, ведь не все могут работать онлайн, и такие люди при этом заведомо оказываются в проигрыше, а их очень много.

Сейчас актуально настроение, что "человек человеку – вирус". Общаться вживую людям уже не очень хочется, а многие просто-напросто боятся этого, обходят по синусоиде тех, кто идет без масок. И это не потому, что власти обязали всех ходить в масках: нет, они сами держат дистанцию, потому что они тревожные и опасаются, что на них чихнут. Думаю, интерес к публичным мероприятиям теперь резко упадет.

Эта ситуация способствует увеличению не только физической, но и социальной дистанции. Ты уже воспринимаешь другого человека как потенциально опасного и поэтому будешь доверять ему еще меньше, чем раньше. Взаимного доверия в российском обществе и до эпидемии было не очень-то много, а сейчас ситуация резко усугубляется. Это способствует большей атомизации общества. А разобщенными людьми легче манипулировать, легче запугивать их дальше, управлять ими в своих целях. Эту тенденцию не назовешь позитивной.

Сейчас люди находятся в ситуации длящейся неопределенности, причем неизвестно, сколько еще она будет тянуться. Кроме того, по поводу пандемии коронавируса COVID-19 очень много противоречивой информации. Все это сильно влияет на состояние людей и впоследствии может спровоцировать у них очень негативные невротические реакции. Неопределенность вызывает большую тревогу и беспокойство, и поэтому в таких ситуациях, как правило, рождается множество конспирологических теорий (причем не только в России, но и во всем мире), пытающихся как-то объяснить происходящее. Так устроено человеческое сознание: если есть что-то непонятное, надо дать этому свое объяснение. И любое объяснение, даже невнятное и мистическое, и даже вовсе бредовое, для человеческой психики все равно комфортней, чем его отсутствие, – полагает психолог Лина Егорова.

Итак, страхов и опасений в связи с эпидемией и карантинными мерами у людей много, и они вовсе не безосновательны. А неопределенность усугубляет положение россиян, вызывая тревогу и беспокойство. И все-таки даже в такой ситуации людям свойственно надеяться на лучшее. Почти половина (49 процентов) опрошенных Levada lab надеются, что кризис, несмотря на всю его серьезность, предоставит им новые возможности для роста.