Врачам не удалось спасти жизнь Романа Виктюка. Выдающийся театральный режиссер тяжело заболел коронавирусом и попал в больницу в конце октября. 17 ноября его не стало.
28.10.1936 – 17.11.2020
Да что ж это такое?! Роман Григорьевич, дорогой, любимый, как же это, куда вы?! Умница, яркий, сумасшедшая комета, талантище, человек-праздник, человек-сюрприз. Я не готова... Господи... Невыносимо.
О, Господи, теперь еще и Виктюк!
Умер Виктюк. Яркий, удивительный, противоречивый. Все это сводки с фронта напоминает, с каждым днем все больше.
Один за другим, практически каждый день, словно торопясь успеть в ненадолго приоткрытую в небе дверь для избранных и отмеченных Богом.
Вот и Роман Виктюк...
С ним у нас тут было ярче
Вот и Роман Виктюк умер. Всё от того же ковида. 84 года, конечно, но он всегда был такой моложавый, помню, что примерно в 1980-м в ЦДРИ создали молодежный клуб, в котором обсуждали какие-то театральные проекты, читали стихи, пели – толком не помню, были там совсем молодые люди, Вероника Долина, например, приходил и Роман, старше всех на двадцать лет. Но такой же молодой, влетал, как фейерверк, яркий, заражавший своей энергией, на ходу обнимал, целовал, всегда очень галантный и красивый.
Бегала на его спектакли, дружили в те годы. Запомнилась "Царская охота" в театре Моссовета. Потом был собственный его театр. Теперь точка. R.I.P.
Лет шесть назад мы с Т. пошли на Виктюка. Спектакль был так себе, но на него стоило идти из-за самого режиссера, который перед началом прятался за занавесом и своим
божественным
томным
вальяжным
обволакивающим
знакомым всем и каждому с детства
голосом уговаривал зрителей перевести мобильные телефоны в беззвучный режим. А потом, уже после спектакля Виктюк снова занял позицию за занавесом и изображал волнение: ну как там зрители? понравилось? одобрят? освистают? И только когда бурные и оглушительные аплодисменты перешли сперва в овацию, а затем в истерику, Виктюк с необычайной грацией выплыл на сцену и принялся принимать бесконечные цветы. И над залом снова разносился
божественный
томный
вальяжный
обволакивающий
знакомый всем и каждому с детства
голос. И это было прекрасно.
Тайна любви – больше тайны смерти. Так писал Оскар Уайльд. И это знал и с этим знанием жил Роман. Виктюк – существо чудесное, непонятое и недооцененное. Свобода и одиночество – главные темы его жизни, его театра. Его не с кем сравнить. Он жил над временем и теперь Рома уже неподвластен времени.
Когда-то, в какой-то уже совсем другой жизни, Роман Григорьевич Виктюк перевернул мои представления о театре – что можно, чего не нужно, как это должно выглядеть да и вообще зачем все это. Думаю, он это весело проделал с огромным числом людей с обеих сторон сцены.
Не сказать, что мы этому его веселью – когда счастливому, а когда и трагическому – все немедленно научились, нет. Но зато мы видели, что такое возможно. И что еще и не такое возможно.
Спасибо, Роман Григорьевич. Ничего не исчезнет. Оно все здесь, здесь.
Для многих одним из важнейших в жизни эстетических переживаний стал спектакль Виктюка "Служанки".
"Служанки" остаются самым сильным моим театральным впечатлением. В первый раз увидел их в старших классах школы, во второй – недавно, то есть почти 30 лет спустя. И он выходил к зрителям, уже совсем хрупкий. Мне было важно понять, что это был не сиюминутный эффект, не детское впечатление, а настоящее, не уходящее со временем. Светлая память.
Я хотела найти "Служанок" в первой редакции, с Костей Райкиным, которую видела в Сатириконе. 1988 год, просто представьте себе. Это абсолютный атомный взрыв на советской сцене. Такого просто невозможно было себе представить. Вторая редакция мне тоже понравилась (самое начало 90-х). Третью я не видела. Виктюк с этим прорывом и этой свободой, останется, конечно, в истории.
Как сказал М., "со "Служанок" начались мои 90е". Подписываюсь. Смотрел их два или три раза, выходил как ушибленный, чуть не плакал, хотя, казалось бы, эта эстетика мне не особенно близка. Но это было ах, это было ух, невыразимо красиво, грустно и море любви. А еще с тех пор это любимая песня моя.
Спасибо за все, Роман Григорьевич. Светлая память.
Году в 1990 или 1991 нас повели с классом на "Служанок". Как наши реутовские учительницы выбрали именно этот спектакль, до сих пор гадаю. Они были ужасно смущены потом. А я конечно потрясен. Это не сделало меня театралом, но впечатление было огромным. Переживание невероятной свободы...
На мой взгляд, история русского театра делится на до "Служанок" Жана Жене в театре "Сатирикон" в 1988 году – и после. Именно он кардинально изменил эстетику нашего театра, его пластику, хореографию. У него на сцену вышли Магия и Танец – и остались там навсегда.
В 90-е какой-то американский критик написал, что Виктюк "совершил переворот в умах, по силе воздействия равный Октябрьскому перевороту". Если это и преувеличение, то не слишком большое.
Гений, эстет и кумир театральной богемы, народный артист России и Украины, он поставил более 200 спектаклей и создал свой театр. Долгая достойная жизнь большого художника. R.I.P, Роман Григорьевич!
Часто упоминается в комментариях и "Мадам Баттерфляй".
В 1990 же вышел спектакль М.Баттерфляй? Помню, как меня привела подруга. Помню как открыла рот и так с открытым ртом и просидела до конца спектакля. Может быть тогда я и поняла/почувствовала в первый раз, что театр это не освещенная коробочка где ходят и говорят люди, в принципе даже и интересные, но ко мне отношения не имеющие. А тут театр пронизывал тебя насквозь, захватывал, говорил с тобой на новом страннопонятном языке.
Виктюк для меня во многом совпал с переменами в стране вообще. С новым пониманием всякой свободы. В том числе свободы чувств.
Бесконечная моя благодарность
Я спектаклей Виктюка, как оказалось, видела много, хотя попасть на его спектакли было почти невозможно.
Мощная "Царская Охота" с Марковым, Тереховой и Талызиной, ошеломительные "Служанки" с Райкиным, Добрыниным, Зуевым и Сережей Виноградовым.
А еще "Двое на качелях", "Рогатка", "Саломея", "Фердинандо" с Эрочкой Зиганшиной...
Спектакль "Бабочка, бабочка" с Валентиной Ковель по Альдо Николаи мы смотрели в питерском Театре на Васильевском, еще не догадываясь, что я скоро стану в этом театре завлитом, а Юра – будет ставить там спектакль...
Но моей любовью был спектакль Виктюка "М Баттерфляй".
Там играли наши друзья – Сережа Маковецкий и Сережа Виноградов, совершенно ослепительная Ира Метлицкая и невероятный Эрик Курмангалиев...
Когда Эрик пел финальную арию – волосы на голове вставали дыбом.
Я от этого спектакля просто сходила с ума. Мы с Юрой его раза три, а то и четыре смотрели...
И в первый раз, когда мы были под громадным впечатлением и закатывали глаза от восторга, Ирка нас повела к Виктюку, и мы сидели, пили у него чай и коньяк, болтали, а потом он пригласил нас на репетицию.
Там мы живьем услышали его знаменитые "чичирку" и "манюрку", над которыми столько смеялись...
Вот и он умер.
Прощайте, Роман Григорьевич, последний великий режиссер, гражданин одной страны – театра...
К каждому спектаклю Романа Виктюка я относился по разному. В своё время на меня произвёл впечатление "М Баттерфляй", хотя вряд ли я бы стал пересматривать его сейчас. "Служанки" по Жану Жене я видел совершенно иначе, но у Виктюка своё видение, его право. Спектакль "Ромео и Джульетта" я вообще покинул. Единственный случай в моей истории посещения театра. "Не понравилось?" – спросила старушка гардеробщица. "Саломея" по Оскару Уайльду – отличная постановка. Роман Виктюк был человеком большой настоящей культуры. Полностью исчезающий тип.
Одни спектакли Романа Григорьевича мне нравились меньше (а "Мелкий бес" не понравился вообще), другие – больше, а некоторые, как "Саломея", "Кармен", "Осенние скрипки" и "Нездешний сад. Рудольф Нуреев", казались шедеврами. Это всё, в общем, мелочи – Роман Виктюк был не только и даже не столько театральным режиссером, как Евгений Евтушенко был не только и не столько поэтом, а Святослав Рихтер – не только и не столько пианистом. Как и Евтушенко и Рихтер, Виктюк в любых обстоятельствах оставался на редкость свободным человеком, раздвигая рамки свободы для своих многочисленных зрителей – и создавая при этом спектакли, которым рукоплескали сотни тысяч людей на трех континентах. Вечная самая светлая память, Роман Григорьевич! Нижайший поклон!
Виктюк был уроженцем Львова, и в комментариях его поминают в том числе многочисленные земляки.
2020-й ковидный продолжает свою жестокую жатву. Умер Роман Виктюк.
Один из последних могикан отечественного театра поздне-советских времен. И совершенно отдельный художник, создавший свой собственный "идеальный театр", в котором он сам был главным и лучшим артистом, мерилом таланта, смелости, экстравагантности.
Когда я учился в школе, он был звездой нашего города, ставя острые будоражащие спектакли во Львовском театре юного зрителя. После убийства его близкого друга, актера Юрия Копосова, покинул Львов.
А уже в Москве я получил одно из сильнейших театральных впечатлений всей жизни, посмотрев в театре МГУ спектакль Виктюка "Уроки музыки" по пьесе Л. Петрушевской. Мы, земляки, не часто встречались в столице империи, но я всегда ощущал его близкое присутствие.
Когда настала неподцензурная эпоха, именно он сумел лучше всего воспользоваться ее плодами. Его "Служанки" и "М. Баттерфляй" – идеальные спектакли, в которых сочетались свобода внешняя и внутренняя. А последней он обладал всегда – во все времена.
Светлая память...
ну вот. частичка львова умерла в москве. как незадолго до того частичка одессы. светлая память.
Михаила Жванецкого проукраинские блогеры в свое время критиковали за то, что он принял из рук Путина государственную награду. Романа Виктюка им упрекнуть не в чем: он был оппозиционером при советской власти и остался им в путинской России.
Стояли мы как-то с Виктюком в начале нулевых под лестницей в тверском ТЮЗе; он, хохоча, рассказывал, что когда жил и работал в Твери, его поселили в квартиру без занавесок. Каждый вечер в доме напротив (окна-в-окна) загорался свет, на стуле с биноклем вальяжно располагался "товарищ полковник" и внимательно наблюдал, чтобы Виктюк не занимался антисоветчиной. Шторы было не достать – дефицит, поэтому чтобы привести в гости друга ему пришлось заклеить окна страницами из газеты "Правда" – "Между мной и моим надсмотрщиком была "Правда", представляете?! – восхищенно повторял он. – Это же само по себе художественный акт!"
R.I.P.
В интервью Би-би-си 2006 года Роман Виктюк заявил, что даже в период тоталитаризма никогда не ставил спектаклей, которые бы "обслуживали систему". В 2012 году подписал открытое письмо с призывом к освобождению участниц группы "Pussy Riot" и выразил готовность поручиться за девушек. Высказывался за принятие закона о защите животных от жестокого обращения.
Воспоминаниями делится Людмила Петрушевская:
Умер Роман Григорьевич Виктюк, великий режиссер. Царствие ему небесное.
Мой режиссер – в те лихие времена, когда мы были оба запрещены, и за Ромой ходили сотрудники КГБ под псевдонимами "Орлов" и "Попов", угрожая ему отсидкой на три года в ЛТП (лечебно-трудовом профилактории) как тунеядцу, нигде не работающему, ну и я потом тоже оказалась под судом "от двух до пяти лет".
Рома первым поставил мои "Уроки музыки" со своим самодеятельным театром в клубе МГУ напротив Кремля. Где, конечно, нас через шесть прогонов на публике запретили. С формулировкой "Эксперимент закончен"...
Но – росток пробьется и сквозь асфальт.
Роман Григорьевич пробился. И в начале пути я была его драматургом, а он – моим режиссером. Он звонил мне каждое утро в 11 часов с восклицанием: "Гениальная!". А я со сна сипела в ответ: "Мейерхоллд!"
Он поставил, кроме "Уроков музыки" (а в его постановке "Уроки" шли по всей стране), мои пьесы "Любовь", "Лестничная клетка", "Анданте", "Квартира Коломбины", "Чинзано" и "День рождения Смирновой". Первые четыре одноактовки были об’единены в знаменитый спектакль "Квартира Коломбины" в театре "Современник", который запретили сразу же. А потом он шел почти 10 лет, и билетов было не достать.
Невозможно теперь представить, что это было. Как замирал зал, как он ахал, как смеялся. Ничего подобного до Виктюка не было (да и после).
Потом мы расстались – я какие-то вещи в его-своих постановках не могла принять – а спустя 20 лет встретились во МХАТе, и он, растроганно смеясь, протянул ко мне руки. Мы обнялись и в дальнейшем, встречаясь, разговаривали только по-польски. Я была и на его последнем юбилее (вот ищу в телефоне и не могу найти наши совместные фото).
А, вот Федечка нашел наше фото, как мы на последних поклонах стоим, последний спектакль "Уроков музыки". Запрещен. Я плачу, Рома крепится.
Роман Григорьевич, простите меня. Прощайте, Мейерхоллд. Ваша – и только для Вас – Гениальная.
О встречах с Виктюком рассказывают журналисты, актеры и зрители.
Эх, Роман Григорьич. С Виктюком я делал интервью лишь однажды, лет тридцать назад. Я только начинал в журналистике и был недолгий момент, когда вознамерился стать театральным критиком. (К щастью, не стал.) Не помню точно повода, но звонил я ему, дико волнуясь. Виктюк согласился довольно легко. Хотя я был никто и газетенку представлял никчемную. Встречались мы после какой-то его репетиции. Я готовился будто к экзамену, все конспектировал. Был аккуратно записан и вопрос о творческих планах.
И вот мы сидим, я задаю вопросы, рука с диктофоном трясется. Виктюк говорит, вполне обстоятельно. Потом вдруг смотрит на меня, улыбается: "Слушайте, ну не надо же так серьезно!". Очень добродушно сказал.
Не то, чтоб я немедленно преобразился. Но успокоился. И может, с того момента у меня это главное правило, когда я делаю интервью, когда я пишу: не надо так уж серьезно. Надо проще и легче.
Спасибо вам, Роман Григорьич, и прощайте.
Роман Григорьевич, с которым я был лично знаком (в какой-то момент общались мы очень интенсивно), был человеком, что называется, жовиальным, и представить его в реанимации с коронавирусом – а теперь и вовсе не живым – не представляется, простите за тавтологию, возможным.
От него во все стороны летели искры, иногда очень странные. Самым любимым его пожеланием было "Чтоб ты всралась!", которое в основном, конечно, употреблялось в отношении людей близких и мечтавших таковыми стать (а их была целая очередь).
Меня поначалу сие выражение чувств поражало, а потом я решил для себя, что у режиссёра с этим делом проблемы и в его устах оно звучит пожеланием самого большого добра и успехов. Он мог прийти на репетицию, где сидели народные артистки РФ, и сказать: "Ой, ..., опять ... закурили" (терпеть не мог табачного дыма и выпивал, если вдруг была такая надобность, с большой осторожностью: очень себя берёг). [...]
Человек-фейерверк, он на самом деле был невероятно скрытным: правды от него добиться не удавалось почти никому из интервьюеров. У меня разок получилось. В той публикации Роман Григорьевич объяснил свои пиджаки расцветки вырвиглаз, забавлявшие светское общество обеих столиц, тем, что они забирают на себя весь негатив, выплёскиваемый на режиссёра, то есть они – щит, броня, которые не пропускают дурной глаз.
Ну и о театральных критиках он высказался в том смысле, что это мухи, которые "питаются падалью и другим подножным материалом, всяческими фекалиями". Вообще, в оценках, особенно коллег, он был весьма осторожен.
Роман Григорьевич был очевидно скуповат. Помню совершенно потрясшую меня историю. Я пришёл по какой-то надобности в его огромную квартиру на Тверской, 4, доставшуюся от внука Сталина, а там как раз затевался нехитрый обед. Из пакетика с супом. Так вот, налив этой незавидной пищи себе и одному из бесконечных "племянников", населявших его квартиру, мне он сказал: "А тебя мама покормит". И вернул кастрюлю на плиту.
К нему никто не относился просто так. Он был кометой Галлея, явлением, которое трудно переоценить. Он умел делать спектакли так, что на них ходили по многу раз, как в ресторан или бар. Или в винный. Это его умение закономерно угасло с годами. Как сказал один актёр, знавший режиссёра максимально близко, "пиджаки в конце концов перевесили талант". Перевесить-то они, конечно, перевесили, но в истории российского театра – и общества вообще – сегодня крайне невеселый день.
С Виктюком я встречался три раза.
Первый раз на Брайтон Биче: я выпил много коки-колы и искал туалет. На всех магазинах и сабвеях висела табличка, что WC только для посетителей. Я дошел до большого торгового центра, на нем огромный плакат – театр Романа Виктюка на Брайтонбиче! Ого, подумал я, здесь не откажут [пописать] русскому человеку. И правда: зашел, попикал, вышел. Это была первая встреча с Виктюком.
Вторая была в Молодежном театре. Мы репетировали там церемонию для фонда Гайдара. После репетиции слышу девочки-помрежи говорят: "Ой, там красивые голые мальчики". Это, думаю, точно не наши, у нас все строго. Оказалось, театр Виктюка репетировал "Федру", так как собственный зал был на ремонте.
И третья встреча была уже после ремонта. Я шел вдоль парка Декабрьского восстания и вижу большой плакат: на нем слепой дедушка в черных очках. Я подумал, социальная реклама, хорошо! Пригляделся: Роман Григорьевич Виктюк.
Сегодня он умер. Больше встреч не будет.
Нет, будет еще одна – на небесах. Там, где все мальчики голые и вечные.
RIP.
Одним из самых точных многие называют некролог главного редактора журнала "Театр".
Бывают артисты милостью божьей. Виктюк был милостью божьей режиссером. Не в том смысле, что он ставил спектакли, хотя он их, конечно, ставил, и некоторые из них были упоительны, пленительны, беззастенчиво эротичны, а в том смысле, что буквально всё вокруг него в радиусе нескольких метров немедленно становилось театром.
Я знаю постановщиков куда более мощных, глубоких, великих, чем он, но никто на моей памяти не обладал этой волшебной силой превращения самой жизни в бурлеск, в кафе-шантан, в клоунаду, в бесконечный праздник. Тому, кто не оказывался в поле его притяжения, уже сложно будет объяснить, как это происходило. Как он выходил на завтрак в гостинице в своем очередном невероятном пиджаке, и унылая реальность из черно-белой становилась цветной. Как ты, сам того не желая, начинал играть роль в его искрометных на глазах сочиняющихся эскизах.
Самыми великими его спектаклями были, конечно же, его репетиции. Я попала на них еще студенткой (в "Современнике" шла работа над "Квартирой Коломбины" по пьесам Петрушевской) и хотела, чтобы они никогда не кончались, чтобы никакой премьеры вообще не было, а был только вот этот фейерверк острот, шуток на грани фола, бесконечного артистизма. Никакое самое бранное слово в устах Виктюка никогда не звучало как оскорбление, никакое самое скабрезное сравнение не казалось пошлостью. Я не понимаю, как он этого добивался, но ты плавал в бесконечном море его обаяния и не хотел выплывать на берег. Ты плавал в море любви, которая все искупала.
Не знаю, открыл ли он мне какие-то тайны жизни, но радость жизни он явил как никто.
Спасибо за эту радость, маэстро!
Старшее поколение театралов прощается не только с Виктюком, но и с целым поколением выдающихся деятелей театра.
Вот подумала сейчас: а как же это людям, которые видели и любили театр Виктюка, Фоменко, Эфроса, Гоги, молодого Ефремова, Владимирова, Воробьева, Мильтиниса и Стуруа, – как же им теперь может всерьез нравиться эта скучная беготня, каменные рожи и тупой бессмысленный ор, из которого нынче театр только и состоит?
Или врут?
Или в режиссуру пришло очень много крутых гипнотизеров.
Иначе как объяснить тот факт, что им даже профессиональную общественность, едавшую кое-что и послаще морковки, удалось убедить в том, что они – режиссеры, что они – талантливые режиссеры, что они – выдающиеся режиссеры.
А я, видимо, негипнотабельна. (((
"Всю свою жизнь она отдала театру", эта пафосная расхожая фраза – про мою любимую тётю, а теперь жизнь уходит от неё, рушится прямо на её глазах, день за днём, вроде это неизбежно, но как-то совсем жестоко, всё сразу, в один год. Сначала из её жизни исчез сам театр, затем – Богомолова, с которой тётя провела бок о бок последние надцать лет, а теперь – Виктюк, с которым она провела первые надцать. И она просто на всё это смотрит, и ничего поделать с этим не может, и что она чувствует при этом внутри – страшно представить. Бедная моя любимая тётушка, ни о чём другом думать не получается, хотя это и не правильно, потому что никакая она не бедная – бедные мы вокруг, которым такую настоящую, наполненную и честную жизнь не прожить никогда.