Программу ведет Дмитрий Волчек. Принимает участие бывший мэр Архангельска Александр Донской.
Дмитрий Волчек: Сегодня суд Архангельска приговорил бывшего мэра города Александра Донского, обвиняемого в злоупотреблении должностными полномочиями, к трем годам условно и освободил его в зале суда. Злоключения Донского начались с того дня, когда он приехал в Москву, собрал журналистов и объявил, что собирается баллотироваться на пост президента России, а главной своей целью ставит борьбу с бедностью. Одного из самых молодых мэров страны мгновенно и безжалостно вытолкнули из политики, он стал фигурантом нескольких уголовных дел, лишился поста и вскоре оказался в тюрьме.
Я позвонил Александру Донскому буквально через несколько минут после его освобождения.
Вас освободили через несколько дней после выборов президента России, в которых вы в свое время намеревались участвовать. Вы считаете, это случайное совпадение?
Александр Донской: Честно говоря, я не знаю, случайное или неслучайное совпадение, но я знаю, что я провел в тюрьме определенное время в ужасных условиях из-за того, что я имел неосторожность сказать, что я буду баллотироваться на пост президента. Я хочу сказать, что это взаимосвязанные вещи. Что произошло? Меня отстранили от должности мэра, используя судебные и правоохранительные структуры. Мне запретили заниматься политикой на ближайшие два года. Я думаю, что федеральные власти найдут способ и дальше запретить мне заниматься политикой. У них в руках очень большой карательный аппарат в виде различных структур: ФСБ, прокуратура, милиция, тюремные всякие структуры. Это самое страшное. И я понимаю, что никакой самостоятельной политики в России быть не может. Если нет санкции из Кремля, то, значит, и нет кандидата на пост президента, значит, нет и федерального политика.
Дмитрий Волчек: Вы жалеете о том, что в свое время заявили о своем намерении участвовать в выборах?
Александр Донской: Когда заявлял о том, что я буду участвовать в выборах, я имел определенную программу, имел определенные планы. И мне не стыдно за эту программу и за эти планы, потому что они были в интересах населения. И я считал, что я имею право по Конституции заявить свою позицию. Конечно же, я не знал, что дальше со мной будет происходить. Я не знал, что будет ужасный прессинг и месяцы в тюрьме в ужасных условиях. Этого я, конечно, не мог себе представить. Но так сложилось, что я получил огромный удар, который, честно говоря, я думаю, что не быстро переживу, потому что у меня сейчас внутри пустота, потому что мне каждый день выбивали мозги просто и пытались из меня выбить все идеи, связанные с какой-то политикой. И каждый день мне говорили в тюрьме, что я никто, и приходили различные сотрудники и спецслужб, и прокуратуры и просто методично выбивали желание чем-либо заниматься. Я вот, к счастью, недавно посмотрел фильм про немецкую разведку, про Штази, и я просто был в тюремной больнице и там сумел это посмотреть. И я хочу сказать, что методы те же самые. Точно так же убивается у человека желание что-то делать, такими же методами.
Дмитрий Волчек: Александр Викторович, как вы полагаете, почему они на вас так набросились? Испугались?
Александр Донской: Я хочу сказать, что я уверен в том, что если бы допустили всех, кто желал участвовать в президентской кампании, то результат был бы тот же самый, победил бы Медведев. Потому что все средства массовой информации, 99 процентов, имеющие, соответственно, 100-процентный охват аудитории, они работают по указанию Кремля, и пропаганда поставлена в современной России очень хорошо, лучше даже, чем при коммунистах. Просто люди, которые принимают решения, федеральные чиновники, они просто уже воспринимают любую активность, как будто ты пришел к ним в квартиру и что-то собираешься украсть. Может быть, я получил такой жесткий прессинг, может быть, более жесткий, чем другие потенциальные кандидаты, потому что никто не ожидал, что я буду заявлять о том, что буду баллотироваться, и пугает некоторая неизвестность. Высказываются различные версии, что за мной кто-то стоит, какие-то структуры олигархические, еще что-то. На самом деле, я ни с кем это не обсуждал, это мое решение, и оно было направлено на то, чтобы привлечь внимание федерального центра к таким регионам, как Архангельск, потому что здесь без участия федерального правительства проблемы не решить, проблемы ветхого жилья, проблемы коммуникаций. И вместо того, чтобы привлечь внимание, я получил огромные проблемы, то есть меня просто начали уничтожать как личность. И честно говоря, сейчас - когда я шел в политику, я продал свой бизнес и планировал работать на посту мэра 8 лет - у меня просто нет никакого пути в политику, у меня нет возможности вернуться в бизнес, потому что я из него ушел, это принципиальная позиция, меня просто вытеснили из какой-то активности общественной.
Сейчас в ближайшие лет 15, я думаю, в России все-таки будет ужесточение. И я считаю, что в России даже не демократия и даже не авторитаризм, а в Россия настоящая монархия. У нас есть царь, который все определяет, и власть передается по наследству. И самое главное, что большинство населения это устраивает. Это ментальность российского народа, это их выбор: они хотят, чтобы за них все решали. Есть небольшое количество людей, которых можно назвать диссидентами, к которым я отношусь, которых это положение дел не устраивает, которые хотят хотя бы быть услышанными. Я думаю, многие понимают, что они не могут добиться изменений, но хотя бы иметь возможность высказывать свою позицию - даже этого людей лишают, даже это невозможно в современной России.
Дмитрий Волчек: Александр Викторович, многие наши слушатели следили за вашей судьбой. Не все готовы молчать, есть люди, которые взволнованны, которые поддерживают диссидентов, таких как вы. У вас сейчас есть возможность им что-то сказать.
Александр Донской: Сложно сказать, потому что, еще раз говорю, у меня внутри просто выжженное, скажем так, поле. То есть у меня было много идей, но я понимаю, что они не могут быть реализованы. Я, наверное, не могу воодушевить кого-то и сказать: "Ребята, занимайтесь политикой, идите, отстаивайте свою позицию", потому что я, честно говоря, боюсь за таких людей. Потому что то, что я пережил в тюрьме, те унижения, те издевательства со стороны руководства, со стороны руководителей силовых структур, я никому такого не пожелаю. В тюрьме со мной обращались даже не как с животным, а как с каким-то предметом, который можно пинать, который можно перемещать, который можно изолировать в отдельную камеру, в карцер кидать. И когда мне начальник СИЗО в последний раз закрывал в карцер, он мне сказал: "Ты никто". Я пытался протестовать против этого, я объявил голодовку, я пытался как-то шуметь, у меня было повышенное давление, а он мне сказал: "Ты никто. И если ты этого не понял, мы из тебя выбьем все твои идеи и все твои желания". Это страшно. И я, честно говоря, может быть, это пессимистическая позиция, но я никому этого не желаю.
И второй вопрос. Я прагматик, и я рассчитывал, что с помощью того, что я буду баллотироваться, я смогу донести свою позицию. В том числе, я считаю, что диссиденты выгодны правительству, выгодны президенту, потому что они могут поправить политику, которую проводит Путин или Медведев, они же не идеальны. Диссиденты нужны в любом обществе, иначе нельзя будет улучшать результат своего труда. Но сейчас другая позиция: есть царь, и его все должны слушаться беспрекословно, независимо от того, что он решил. И других позиций, других мнений не может быть. Вот что я вижу, и я понимаю, что это, может быть, не очень оптимистичное высказывание, но я просто чувствую, я пережил на себе всю мощь административного катка, считаю, что незаслуженно, совершенно необоснованно. И я уверен, что через какое-то время, я не знаю, как это произойдет, я буду реабилитирован. Может быть, это произойдет как в 1937 году, когда людей по политическим статьям сажали в тюрьму, когда им выдвигались абсурдные обвинения, и их потом посмертно реабилитировали. Но я этого буду добиваться, я буду обращаться в Страсбург. Не из-за того, что я хочу заниматься политикой, а из-за того, что я хочу, чтобы моей дочери, когда она вырастет, никто не мог сказать, что "твой отец преступник". Вот что для меня самое главное.