Жертвоприношение. Кира Меркун – о суицидальном ресурсе войны

Как удается российским участникам войны преодолевать страх подлой смерти? Психоаналитический ответ: они сами стремятся погибнуть – есть глубинные, не всегда осознанные мотивы, которые совпадают с агрессивной политикой и учитываются ею. Один из них – стремление к абсолютному превосходству, под который камуфлируется тяга к смерти.

Убийство – демонстрация абсолютного превосходства над другим, прямо – над жертвой, косвенно – над тем, кого жертва олицетворяет, например: "Убил украинца – победил Запад". Превосходство это ложное, краткое, как вспышка, но именно оно подпитывает грандиозное эго людей определенного типа и культивируется пропагандой. Тот же мотив превосходства может подталкивать к самоубийству – демонстрации полного контроля над миром, личной исключительности, ведь такое действо мало кому по силам – выключать реальность. Так что участие в войне можно рассматривать как навязанный способ личностной реализации и достижения идеала через убийство и самоубийство. Пример из другой оперы: недавнее покушение на Трампа – это тоже изощренный (перверзный, непрямой) способ самоубийства стрелка-подростка с манией превосходства.

Бросается в глаза, что основные группы участников СВО – традиционные для России группы суицидального риска: заключенные, подростки, алкоголики, наркоманы, а среди добровольцев – личности нарциссического или психопатического круга, также склонные к агрессии и аутоагрессии. "Государственные ставки" на очистку населения от обреченных, думаю, укрепили решение Путина начать военный поход. Путин не боится чужой смерти. Граждане для него изначально материальные, предметные, а не живые сущности, а предметы легко делятся на полезные и бесполезные.

В России, которая является вековым мировым лидером по самоубийствам, данные о числе суицидов последние 24 года резко расходились с официальными данными ВОЗ, иногда в 2–3 раза, обозначив тенденцию к неуклонному снижению, – спасибо путинской пропаганде.

Самоубийцы интересовали Путина как ресурс не только репутационный, но и физический. Логика: уж если решили расстаться с жизнью, послужите Отечеству. Война окончательно затуманила тему российского лидерства, потому что основные группы риска по суицидам – заключенные по особо тяжким статьям и неподготовленные новобранцы – ушли на войну, а там нет самоубийц, только убитые и без вести пропавшие. Туда же направлялись алкоголики и наркоманы из российских провинций, которые тоже "портили" статистику, нанося урон репутации государства.

Путин пытался это вбить в мозг матерям солдат, цинично рассчитывая на понимание и даже радость.

Война воспринимается наверху как способ утилизации "бесполезных", обреченных групп населения. Статистика сместилась в оккупированные регионы, исчезла из поля общественного контроля.

Последние официальные данные за ковидный 2019 год показали минимальное за сто лет количество самоубийств в России – 17 192. Но даже если брать эти скромные цифры, условно за 2-3 года войны могли свести счеты с жизнью порядка 51 тыс. человек, что сопоставимо с реальными потерями на фронте. Санация, очистка населения, утилизация бесполезного балласта – необъявленная цель войны. Эта цель перекликается с идеями идеологической чистоты рядов, поддержания порядка в стране и прочей евгеникой.

Война оказалась и шансом, и шоковой терапией для вечно протестующих подростков – незрелых особей с пожизненным шлейфом расплат. Именно в подростковом возрасте пик самоубийств, вопросы решаются "или – или", ультимативно. Подростковый возраст психологи давно корректируют, и верхний предел подняли до 30 лет. Под него с радостью подогнали и возраст мобилизации.

Добровольцы из условных "клубов самоубийств" идут на войну как на праздник. Они идут, чтобы почувствовать вкус победы, создать повод для пожизненной бравады, хотя бы на время снизить напряжение многолетнего унижения, от словесного до физического, от семейного до уличного.

Ресурс самоубийц, кажется, исчерпан по количеству. И тут же новой "бесполезной" группой для отправки на фронт стали называть избыточных мигрантов в Москве. Нужно почистить город? Все та же логика очистки.

Среди вторичных выгод войны, необъявленных целей – поставка психологического допинга, энтузиазма населению. Кровопускание должно было оживить общество. Искусственные методы оживления сами по себе говорят о тяжелой хронической болезни, старении и сокращении "поголовья" населения. Предполагалось, что война перезапустит мотивацию жить, сместив чувствительность в область первородных инстинктов. Инстинкт смерти и жизни рядом, как показал психоанализ опыта еще Первой мировой войны. Чем страшней, тем сильней хочется жить и цепляться друг за друга.

Проблема в том, что игры со смертельным исходом дают только временное психологическое облегчение даже удачливому серийному убийце. Убийство возвращает ощущение полноценности резко, ярко, а потом снова – пустота и тревога. На самом дне внутреннего холодного колодца, куда только эхо достигает, и таится настоящий непреодолимый страх смерти.

Режим по факту стал бередить обиды, культивировать презрение и агрессию, обещая реванш и вознаграждение, а главное – это эфемерное чувство превосходства над слабым, основа гопничества под видом имперского реванша. Превосходство, быкование – это гиперкомпенсация, главный принцип российского воспитания, из разряда "Вырастешь – узнаешь!", когда репрессивное детство сменяется внезапной суровой взрослостью, а внутренних инструментов, как справиться с нею – то ли бедой, то ли вольницей, – нет.

С войны приходят уже раскормленные некроманы, уверенные, что они не просто определяют правила игры, а вершат судьбы, решают, кому жить, кому не жить. Чикатило можно воспитать в своем коллективе, если отправить кого-то слабого и неприметного на войну просто так, как дежурного козла отпущения. Если он выживет и вернется, вам не поздоровится.

Психологи ставят вопрос о защите общества от "защитников", вернувшихся с войны.

Но на войну идут и из-за страха за родных. Мотивы защиты, реальной или мнимой (мужская миссия), заставляют идти на войну зарабатывать мужчин зрелого возраста (экономическая защита семьи). Семья может выдвигать отца вместо сына, соглашаясь на разнарядку "один мужчина от семьи" (физическая защита, спасение членов семьи). Рассказывали, наш дальний родственник 54 лет завербовался, чтобы не отправили никого из его четверых сыновей. Семья проедала-пропивала все его жалованье, так что на похороны "героя" собирали потом всем поселком. А старших сыновей все равно забрали.

Необъявленная цель войны – сделать жертвоприношение нормальной семейной практикой: пусть поминки сплачивают соучастников и никогда не заканчиваются.

Как происходит торг внутри семьи, кого отправить на верную гибель, когда ответ "никого" исключен? Наберите в интернете trolley problem memes, и вы увидите широкое поле интерпретаций моральной дилеммы на примере стрелочника и сорвавшейся с тормозов вагонетки.

Классический вариант "проблемы вагонетки" получил название "Тупик", звучит так: "Вы стоите на железнодорожном пути и видите, как мимо проносится сорвавшийся с тормозов поезд. Впереди пять человек, привязанных к рельсам. Если вы ничего не сделаете, они будут раздавлены и умрут. К счастью, рядом с вами стрелка: стоит ее перевести, и поезд будет направлен на боковую ветку, в тупик. Но есть одна загвоздка: на тупиковой ветке к рельсам тоже привязан человек, тогда он погибнет. Что вы предпримете?"

Впервые проблема поставлена английским философом Филиппой Фут еще в 1967 году. Это было относительно мирное время формирования команд космонавтов и астронавтов, экипажей подводных лодок. Моральная чувствительность казалась важной темой.

Выбирают сакральную жертву по симпатиям-антипатиям, пользе-вреду для общества, возрасту, образованию, сходству характеров, здоровью, беспомощности. А что делать, если на одной чаше весов – русский, на другой – украинец и оба – твои родственники? Самый трагический выбор – материнский, когда нужно выбрать, кого из детей оставить в живых. Моральные, на самом деле экзистенциальные, выборы, если делать их не умозрительно в условиях экспериментов, а в жизни, сами повод для самоубийства – настолько они невыносимы.

Сегодня количество лиц под угрозой случайной смерти достигает десятков тысяч на обоих направлениях условной железнодорожной ветки, а стрелка находится в руках взбесившегося маньяка. Вопрос, возможно, и в том, как нейтрализовать стрелочника, считают некоторые.

Страх перестал быть предохранителем, а становится прямым указателем, куда именно нужно двигаться, когда речь идет о судьбоносных выборах и важных личностных преодолениях. Страх может быть направлен на себя – страх смерти, угнетающий и токсичный. Страх может быть мобилизующим: страх за других мотивирует на подвиг. Но никто не дает гарантий, никто не знает продолжения. Мир больше не принадлежит тебе. Превосходство – чистая иллюзия.

Мотив утверждения иллюзорного превосходства лежит в основании яростных войн. Выйти из этого пике невозможно. В конце Второй мировой Гитлер и его ближайшие соратники (коллеги, как сказал бы Путин) покончили с собой, прихватив на тот свет детей, жен и любовниц. Так и не справились со страстью не просто к доминированию, это для прапорщиков, а с манией абсолютного превосходства. Перспектива унижения, стыда, разоблачения внутренней пустоты и бесчувствия, которые скрывались от собственного населения и от самих себя за оголтелой риторикой и массовыми убийствами, показалась им худшим исходом, чем яд под язык и пуля в висок! Превосходство – вот настоящий тупик.

Самоубийства в России всегда были преимущественно мужскими и носили, по сути, протестный характер. А что может сделать униженный, припертый к стенке мужчина? Самоликвидироваться. Небольшую фракцию самоубийц составляют старики, страдающие неизлечимыми болезнями, брошенные детьми, ну и преступники с большими сроками. Самые статусные из них, бывшие генералы, например, стреляются (могут себе позволить), остальные выбрасываются в окна, вешаются как попало.

Кремлевских стариков пока среди них не было: эти цепляются за жизнь, как за власть.

Но вагонетка может потерять управление. Стрелочник, вершитель судеб, есть и повыше, в другом измерении. Следующая станция "Крем…"?

Крематорий. Общий, как русская баня.

Медиафабрика мнимой победы, конвейеры по производству национальной грандиозности, штамповка иллюзий превосходства, все эти фронтовые сюжеты, победные военные новости, пафосные исторические хроники, угодливые интервью с ветеранами "СВО" и т. д. Вместе с наркотиком превосходства впрыскиваются и позывы к смерти, искусственно наращивая ресурс суицидальности у всего населения. Превосходство схлопнется, а суицидальность останется.

Я могла бы спекулятивно предположить, что основной психологический запал смерти несут в себе люди нарциссического или психопатического круга, в структуре личности которых есть радикал превосходства. Если грубо: нарциссов воспитывают в городах, в семьях с высокими образовательным и культурным уровнем, но с комплексом избранности и низкой социальной чувствительностью. Психопатов растят в поселках и деревнях, в семьях озлобленных работяг, живущих в безнадеге.

При единстве образования у нас различное сословное воспитание. Для людей нарциссического круга со ставкой на исключительность и самоидеализацию символика смерти поважней кровавого месива бойни. Мы видим их, оголтелых, в телевизоре с утра до вечера. С точки же зрения психопата, важно физическое превосходство: кто сильней, тот и выиграл. Психопаты предпочитают теневые, криминальные способы власти и достижения целей. Но все-таки мораль и здравый смысл помогали до недавнего времени справляться с психологическими проблемами опасных лжецов и грубых варваров, пока их не объединила война. Одни ушли в телевизор, другие – на фронт.

В условиях войны уязвимость становится тотальной, вне возраста, пола, индивидуальных различий, этнической принадлежности, социального статуса. Даже у тех, кто не на фронте, не под обстрелами, происходят заметные изменения с психикой и здоровьем: бессонница, тревожность, приступы агрессии, панические атаки, депрессия; участились жалобы на выпадение волос, зубов, повышение давления, сахара... Нам всем война сократила жизнь, испортив оставшуюся.

Люди внешне резко постарели. На третьем году войны признаются, что уже ничего не чувствуют. Депрессия перешла на физиологический уровень, нарастает десенсибилизация. Организм больше не может давать адекватный ответ на сильные негативные раздражители. Предсуицидальное состояние: жить или не жить – все равно. Социальные, родственные, дружеские связи слишком быстро распались в самом начале войны и больше не компенсируют психологические дефициты. Раньше психофизиологи наблюдали процессы быстрого распада условно-рефлекторных связей в лабораториях под влияем сверхсильного негативного раздражителя. Это так называемое аверсивное, мгновенное обучение, когда дают мощное отрицательное, а не положительное подкрепление поведению животных: вместо загорающейся лампочки – удар тока во время еды. Достаточно одной пробы, чтобы животное навсегда отказалось от данной пищи. Метод используется для лечения зависимостей – того же алкоголизма у людей. Мы тоже быстро протрезвели 24 февраля 2022 года, но счастья это не принесло. Остались симптомы отравления и отторжения жизни. Даже у котов, пишут из Белгорода и Курска, случаются инфаркты в часы обстрелов, а некоторые питомцы ушли из дома навсегда – насколько тяжело им было вместе с тревожными хозяевами.

Война включила страх смерти. Выключить его почти невозможно. И после того как все закончится. Исследования показывают, что даже после краткого пребывания в эпицентре терактов спустя 2–3 года рост количество инфарктов у выживших сохраняется на уровне 30 процентов из-за фоновой пожизненной тревожности.

Психологическая расплата настигнет и тех, кто делает вид, что все нормально. Травму и чувство вины придется отрабатывать их детям, потому что неразрешенные внутренние конфликты, сколько от них ни отгораживайся, передаются по наследству в процессе воспитания. Основной причиной суицидальных настроений у молодых испокон веков является "холодный дом", равнодушные, окаменевшие родители, избегающие глубоких, сложных, всегда амбивалентных переживаний ради легких, пошлых радостей жизни. Детям тех, у кого все "прекрасно", "великолепно", "отлично", бывает потом почему-то необъяснимо "тошно", "плохо", "страшно". Они прошли насилие радостью в семье. Им не с кем было говорить о своих тревогах и страхах, они чувствуют себя изгоями в семье и обществе. Люди расстаются с жизнью не потому, что не хотят жить, а потому, что им не с кем ее разделить. Идеи превосходства расцветают в изоляции. В уединении легко вообразить себя всемогущим. Все равно, в Кремле ты или дома.

Принцип превосходства был краеугольным камнем советской идеологии: насаждалась радость родиться в особой стране среди сильных людей, готовых умереть за идею. Путин выбрал наиболее зрелищный способ суицида, чтобы выполнить последнее желание советского психопата-пенсионера: "Все умрут, а я останусь!" Он думает, что всех перехитрит и в последний момент дверь в общую баню успеет закрыть с наружной стороны, чтобы вдохнуть абсолютного личного превосходства.

Нелепое стариковское желание наделать шороху, навалять всем напоследок.

Как ни крути, "великой" стране на долгие годы вперед обеспечено лидерство по количеству добровольно-принудительных уходов из жизни. Ресурсы суицидальности здесь не ограничены ни в пространстве, ни во времени, а по темпам разработки сопоставимы с запасами нефти и газа.

Кира Меркун – психолог

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции